К счастью, в 1804 году, когда англичане воевали с Францией, в Грецию прибыл полковник британской арм
К счастью, в 1804 году, когда англичане воевали с Францией, в Грецию прибыл полковник британской армии Уильям Мартин Лик. Наполеон угрожал уже пришедшей в упадок Османской империи, и в поисках защиты турки обратились к Великобритании. Задание Лика состояло в том, чтобы поддерживать контакт с властями на местах и предупредить, таким образом, возможное нападение французов на Грецию. Дабы полковник не скучал, ему одновременно поручалось дать всестороннюю оценку стране пребывания с военной точки зрения, а также изучить ее "общую географию". Располагая необходимыми приборами и инструментами, Лик в течение пяти лет добросовестно исходил всю материковую Грецию вдоль и поперек: только на Пелопоннесе, известном тогда как Морея, он выполнил более 1500 замеров. И наконец, выступив уже как ученый, полковник написал восьмитомный отчет о проделанной работе — "Путешествие по Северной Греции и Морее", — дополнив его отдельными томами по топографии Афин и их окрестностей.
Используя описания Лика, стало гораздо легче отыскивать некогда не поддававшиеся идентификации местности, упоминавшиеся в известных классических трудах. Путешественники всех национальностей, прежде всего англичане, буквально наводнили страну. Живописцы — представители расцветавшего тогда романтизма — устремились сюда в поисках пейзажей с руинами. Собиратели коллекций покупали античные монеты, вазы и статуи. Ученые приезжали с текстами Гомера, Гесиода или Пиндара, желая насладиться эллинской поэзией на той самой земле, где она родилась. И само слово "Греция" поистине стало синонимом художественного вдохновения.
За вновь обретенное признание Элладе пришлось дорого заплатить. Соперничество между европейскими державами, которое влекло их на поле битвы, породило и яростную конкуренцию за обладание произведениями античного искусства. Сначала в каждой крупной стране создается музей, призванный олицетворять ее изощренность в подобной конкуренции; а затем начинается буквально погоня за древними ценностями, имевшая целью перехватить сокровища до того, как они попадут в коллекцию конкурента. Сами греки оставались подданными Османской империи и не могли препятствовать происходящему, и их древнее наследие оказалось в полном распоряжении немцев, французов, англичан и прочих европейцев, полагавших, что они спасают прошлое от забвения.
Именно тогда связал свое имя с афинским Парфеноном — крупнейшим памятником греческой цивилизации классического периода — Томас Брус, седьмой граф Элджин, британский посол при дворе Сиятельной Порты. Архитектор Томас Гаррисон предложил графу организовать изготовление слепков со скульптур Парфенона, а затем вывезти слепки в Англию для нужд образования. Элджин обратился к нескольким художникам, которые могли бы руководить таким проектом. Среди них оказался, в частности, великий пейзажист и маринист Уильям Тернер, но сумма, которую он запросил за работу, оказалась больше, чем мог привлечь Элджин. В конечном счете проект поручили итальянскому живописцу Джованни Баттиста Лузиери.
Элджин отправился в Константинополь выполнять свои официальные обязанности; Лузиери возглавил международную команду специалистов и, прибыв в Афины, обнаружил, что состояние уцелевших статуй весьма плачевное. У некоторых из них были обезображены лица — что было делом рук турецкого гарнизона Акрополя; часть статуй османы попросту искрошили для изготовления артиллерийских снарядов. Сам же древний Парфенон, практически не разрушенный даже взрывом 1687 года и названный турками "древним храмом идолов", постоянно обшаривался ими в поисках свинца: античные строители, дабы скрепить детали колонн, забивали в них железные скобы. "Убежден, — писал Лузиери Элджину, — через полвека здесь не останется камня на камне". Вполне уверенный, что помогает человечеству сохранить одну из важнейших составных частей его наследия, Элджин использовал свое влияние при дворе Османской империи, дабы получить разрешение (так называемыи фирман ), позволявшее его людям не только снимать копии со скульптур, но и "вывозить любые куски камня, на которых имелись бы древние надписи или числа". Уже более ста лет идет яростныи спор о том, действительно ли эта формула — в неясном итальянском переводе с давно исчезнувшего турецкого оригинала — служила достаточным основанием для дальнейших действий лорда.